-- Вот теперь мы с тобой -- под охраной специального отдела нашей грюнвальдской полиции. И пока мы с тобой не нажмем вот эту голубую кнопку, к нам никто не сможет сюда проникнуть. Ну уж если ухитрится все-таки -- его здесь уже будут ждать очень решительные ребята из этого специального отдела. Я надеюсь, что именно таким способом сумею сберечь и знакомого тебе Матисса, и Пикассо, и Дюрера, и Сезанна, и еще многих и многих... И ряд работ Эгона Шиеле -- я его очень люблю! Прелестный был немецкий художник начала века. Я тебе его потом обязательно покажу. Поразительно современен! Да мало ли что хотелось бы уберечь от грязных вороватых рук... Мы с тобой смотаемся как-нибудь в наш фамильный замок на Ригзее. Я там устроил небольшой музейчик для местных жителей и туристов, и изредка пополняю его за счет своей домашней коллекции...
-- А что это за желтая кнопка? -- спросил я.
-- А эта кнопка -- дань моей старческой трусости, -- грустно сказал Фридрих. -- Именно тебе я и хотел поручить эту желтую кнопку. Мне шестьдесят пять лет, и я прожил бурную и прекрасную жизнь! По сей день меня не покинуло ни одно желание молодого человека. К несчастью, мне уже недостает сил для исполнения этих желаний, и это меня безумно огорчает и старит еще больше!.. Знаешь, когда я почувствовал себя стариком? Когда три года назад особая летная комиссия отобрала у меня пилотское свидетельство, посчитав, что я и так на два года превысил свой возрастной летный ценз. И я был вынужден продать свой самолет...
-- Ага!.. -- подхватил я, лишний раз поражаясь своей догадливости. -- И этой желтой кнопкой ты теперь вызываешь наемный самолет, как такси? Да?..
И тут же понял, что "обгадился -- по самое некуда!..", как говорил Водила. А ведь Фридрих не рассмеялся надо мной, не заржал, как это сделал бы Руджеро Манфреди, не ухмыльнулся, -- как Шура, не огорчился моей ошибке, как огорчились бы Таня Кох или Хельга. Вот что значит действительно воспитанный и высокообразованный Человек! Я же видел, каких трудов ему стоило сдержать улыбку, но он этого себе не позволил ни на миллионную долю секунды!..
-- Нет, Кыся, -- спокойно и мягко сказал мне Фридрих. -- Наемный самолет я вызываю обычно по телефону. А эта желтая кнопка -- для моментального вызова "Нотартца".
Это по-ихнему -- "Скорая помощь".
-- А вот эти маленькие дырочки -- переговорное устройство, -- добавил Фридрих. -- Как только мы нажмем желтую кнопку, нас тут же спросят: "Что с вами, герр фон Тифенбах?". Если я буду в состоянии ответить, они приедут минуты через четыре. Если я уже не смогу ответить, они примчатся сюда через две минуты. Не больше. К сожалению, последнее время я стал почему-то больше нервничать... Ночами, когда я остаюсь совсем один, в голову начинает лезть черт знает что, -- какая-то неясная тревога, мне становится трудно дышать... И в сердце вползает страх смерти!.. Страх, разрушающий разум, логику мышления, трезвость оценок... Я начинаю лихорадочно вспоминать всех, кто умер, не дожив до моего возраста, тупо подсчитываю на сколько лет я пережил того или иного своего приятеля, и это, я чувствую, действительно приближает меня к смерти... Вот я и боюсь, что не успею нажать эту желтую кнопку. Пожалуйста, Кыся, если ты вдруг увидишь, что мне плохо... Очень плохо, -- нажми эту желтую кнопку и отключи полицейскую сигнализацию.
Значит, он тоже в какой-то степени обладает Нашим даром ПРЕДВИДЕНИЯ!.. А то откуда бы эти ночные нервные всплески, ужас надвигающейся смерти?.. Он недостаточно отчетливо понимает то, что ПРЕДВИДИТ, но на то он и Человек, а не Кот. Но зато какой Человек!
-- Не беспокойся, Фридрих, -- максимально спокойно сказал я. -- Все сделаю вовремя. Тут, как говорят в России -- "Муха не пролетит!". А если ты почувствуешь себя неважненько (я сознательно употребил такое легкомысленное словечко -- для успокоения Фридриха) в гостинной или в кабинете, или в биллиардной, или в келлере?
-- Эта кнопка продублирована во всех комнатах, ваннах и туалетах, -смущенно улыбнулся Фридрих. -- Я тебе потом все покажу. Да, кстати, ты не голоден? После "Тантриса" -- это совершенно нормальное явление.
-- Нет, спасибо, -- отвечал я вежливо. -- Как раз "Тантрисом" я абсолютно сыт.
И улегся на свою клетчатую постель, зазывно пахнущую польской сексапилочкой Баськой Ковальской. Фридрих присел передо мной на корточки, осторожно погладил меня за рваным ухом и тихо сказал:
-- Ты даже не представляешь себе, Кыся, как я тебе благодарен за сегодняшний вечер... А теперь я пойду приму душ. Не возражаешь?
-- Нет, -- муркнул я ему в ответ и с жалостью проследил, с каким трудом он разогнулся и выпрямил ноги.
Фридрих ушел в ванную, а я лежал и думал, что сыт не только "Тантрисом", но и всей рухнувшей на меня сегодня информацией -- и той, которую я сам ПОЧУВСТВОВАЛ, и той, которую услышал от Дженни, да, пожалуй, и той, которую только что мне грустно поведал Фридрих...
Как же мне связаться с Рэксом?! Неужели он не догадается внушить своему Человеку, что меня следовало бы навестить?! Догадался же он позвонить к Шредерам!.. После той чудовищной ночи на автобане, ей-Богу, я вправе рассчитывать хотя бы на небольшое внимание немецкой полиции...
Теперь, самое главное, -- не упустить момент вероятного взрыва! Точнее -момент попытки убийства Фридриха. Естественно, что Фридриху я даже слова про это не вымолвил! Достаточно того, что он сам что-то ОЩУЩАЕТ и пребывает в достаточно нервном состоянии. Не хватает мне подливать масла в огонь...
Помню, как-то Шура с приятелем притащил домой свежей корюшки и литр водки. Всю ночь пили водку и жарили корюшку. Это такая рыбка у нас в Неве водится... Так вот, когда они начали вторую бутылку пить, Шура -- уже хорошенький, -- плеснул на сковородку подсолнечного масла чуть ли не целый стакан. Но на сковородку не попал, а попал точненько на соседнюю горящую газовую конфорку.