Кыся-2 - Страница 57

А я, за всем этим, чувствовал лапу Рэкса и руку Клауса, и был одновременно и обрадован, и огорчен. Сейчас я попытаюсь объяснить мое странное состояние.

Появление полиции в нашем доме уже само по себе создавало некую иллюзию безопасности и успокоения. И это меня радовало. Хотя, вслушиваясь в их якобы "веселую" и якобы "болтовню" с Баськой, с фрау Розенмайер, с герром Лемке, я понимал, что они невероятно скованы своими ролями и попросту обыскать дом и обезвредить бомбу пока ни за что не могут. А вот упустить момент взрыва -- это запросто! Что меня очень огорчало.

А еще меня огорчало то, что даже если полиция вовремя перехватит все дело в свои руки и арестует Мозера и Хартманна, то начнется долгое следствие, всякие там суды, защитники и прочая хреновина, которую я сотни раз видел во всех телевизионных фильмах.

С моей же, Котовой точки зрения, эти два типа -- Хартманн и Мозер, заслуживали совершенно другого: вы жаждете чьей-то смерти?! Так понюхайте сами, чем это пахнет!..

На какое-то время я даже слегка пожалел, что посвятил Рэкса во все подробности. Но тут же отмел эту мысль, как несостоятельную и неблагодарную. В конце концов, если бы не Рэкс со своей профессиональной полицейской выучкой, я мог бы и по сей день не найти эту "Матрешку".

Теперь же я просто обязан взять дело в свои лапы, и не дожидаясь разных полицейских вывертов с обязательным соблюдением ихнего законодательства, сочинить для Мозера и Хартманна что-нибудь свое. Отвечающее моим, Котовым представлениям о законах чести и справедливости!

-- Послушай, друг мой Кыся, -- спустя три дня сказал мне Фридрих. -- Для нашей с тобой поездки в Россию все уже готово. Мы получили подтверждение от русских, и сегодня я уже звонил в банк, чтобы они перевели кому следует деньги за эту поездку -- билеты на "Люфтганзу" экстра-классом, превосходный отель в Петербурге с отменным, как они утверждают, пансионом для путешествующих Котов и Собак, переводчики, автомобили с шоферами... Короче, целая программа.

-- Пансион-то зачем? -- недовольно спросил я. -- Только деньги на ветер...

-- А вдруг я тебе ужасно надоем и ты захочешь побыть в одиночестве?

-- Ну что ты, Фридрих... -- фальшиво проговорил я, и подумал, что у меня нет сил сказать ему, что я не вернусь вместе с ним в Германию.

Но увлеченный идеей будущего путешествия, обычно чуткий Фридрих не уловил фальши в моей насквозь лживой фразе.

-- А почему бы и нет? Я хорошо представляю ту нагрузку, которая невольно ляжет на твои плечи. Тебе, наверняка, придется мне многое объяснять. То, о чем я могу постесняться спросить переводчика. Или буду заведомо знать, что он мне солжет. И ничего удивительного, если ты вдруг захочешь от меня отдохнуть...

-- Ох, Фридрих... Мы рано начали говорить об этом.

Мне хотелось как можно скорее прекратить этот разговор. Ибо меня уже самого тошнило и от собственной фальши, и от того, что в Петербурге я собираюсь его предать.

Если мы туда, конечно, попадем! Если в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое декабря мы с Фридрихом не взлетим на воздух. Лишь бы день рождения Иисуса Христа (это мне все объяснили Баська с фрау Розенмайер) не совпал бы с днем нашей смерти. Моей и Фридриха. Потому что в эту ночь я не собираюсь отходить от него ни на шаг.

На полицию у меня уже никаких надежд не было. После посещения нашего дома теми псевдотехниками "Телекома" я больше никаких активных проявлений их деятельности не видел и не замечал...

Разве что на наших с Фридрихом прогулках по лесу или по окраинам Грюнвальда нам то и дело стали попадаться на пути два молодых паренька на велосипедах. Это в такой-то холод!.. И однажды, когда они остановились около нас, и один давал прикуривать другому, мне показалось, что от них попахивало оружием. А может быть и просто велосипедами. Металл и смазка... Тут перепутать -- раз плюнуть!

А еще у нас герр Лемке, с разрешения Фридриха, на пару недель нанял себе помощника -- для работы в парнике и оранжерее. Чтобы приготовить нам какой-то сюрприз к Рождеству. Помощник оказался вполне покладистым и солидным дядечкой, на которого Франц Мозер поначалу очень косился, а потом попривык, и даже стал его "одалживать" у герра Лемке -- для всякой автомобильной возни в гараже. А тот, безответная душа, даже ни разу не отказал этому гаду...

И от Рэкса не было ни слуху ни духу. Тоже -- свинья порядочная! Наболтал, натрепался... С Собаками вечно так -- полнейшая безответственность. Как выяснилось, даже у Полицейских Собак, мать их за ногу!

В тот вечер мы с Фридрихом валялись у телевизора с экраном, примерно, с наше кухонное окно в Петербурге. Фридрих на диване, я -- в кресле. Это кресло как-то само по себе закрепилось за мной, и в него, как и в ТО КРЕСЛО -- в Шуриной квартирке на Гражданке, -- уже никто не садился.

Шли последние известия по программе РТЛ, и вдруг от одного сообщения мы оба, уже совсем было задремавшие, встрепенулись как ужаленные!

На полутораметровом экране появился какой-то тип лет пятидесяти и сказал, что криминальная полиция Баварии при содействии специальных служб России вновь возвращается к расследованию "Русской кокаиновой трагедии", произошедшей осенью на автобане номер девять под Мюнхеном. Как удалось выяснить, оказалось, что эта трагедия, считавшаяся делом рук только одном русской наркомафии, своими корнями уходит глубоко в почву Германии...

-- О Боже!.. -- вздохнул Фридрих и с жалостью посмотрел на экран. -- Слова в простоте не скажут... Нет, чтобы открыто заявить: в это деле замешаны и наши немецкие бандиты -- так нет же! "...корнями уходит глубоко в почву Германии..." Как только полицейский, или любой другой чиновник, доберется до поста общегосударственного уровня, -- так ему сразу хочется говорить образно и мыслить философски! А он по своему уровню -- обыкновенный колбасник. И это прет из каждого его слова, черт их всех побери! Кыся, по-моему, они хотят раскрутить снова то дело, в котором ты принимал самое живое участие! Тебе не кажется?..