Кыся-2 - Страница 70

Розово-голубые салоны с высокими потолками, с кондиционерами, как у нас в грюнвальдском доме Фридриха, с поилками на подставочках -- чтобы не дай Бог, Кошечке или Собачке не пришлось бы низко наклоняться над чашечкой! Это может привести к искривлению шейных позвоночничков, как когда-то мне объясняла Дженни...

Повсюду розовые и голубые подушечки, на коврах валяются искусственные косточки, игрушек -- не счесть! Специальные деревца, по которым можно лазить, а внизу -- мягкое утолщение. Чтобы драть когтями, если так уж приспичит...

Вокруг этих Кошечек и Собачек так и вьются очень интеллигентного вида Люди в шелковых голубых и розовых халатах. Кто по-французски говорит, кто по-английски, кто по-испански... Чтобы каждый Клиент в пансионе имел бы тот язык, к которому он привык у себя на родине. Да и с Хозяевами Клиентов так общаться легче.

Отвели мне небольшую комнатку -- голубую. В одной плошке -- кристально чистая водичка, в другой -- некиснущее свежее молочко. На всякий случай. Потому что столовая для нас, Котов, -- в другом месте. Ну, и конечно, постель -- потрясающая! Пушисто-мягкое корытце с уймой подстилочек и крохотных подушечек.

Ничего нашего российского! Все заграничное. Я даже кучу всяких немецких примочек узнал, которые видел в том Мюнхенском Кошачье-Собачьем магазине в Нойе-Перлахе, где мне покупали поводок, а для Дженни меховое пальтецо с капюшоном.

И по этим салонам тоскливо и важно шатались наманикюренные и невероятно причесанные Кошки, прилизанные и спесивые Коты -- вперемежку с растерянно-истеричными Собачками, постриженными так, будто они секунду тому назад вернулись из циркового манежа.

Мы как-то с Фридрихом смотрели по "Цвайте Дойче Ферензее" -- это такая немецкая телевизионная программа -- цирковое представление из Женевы, и там выступали так постриженные Собачки. Мы с Фридрихом, глядя на них, чуть не обхохотались! Так это выглядело нелепо и претенциозно...

Однако скажу без ложной скромности -- когда Пилипенко выпустил меня в этом великосветском салоне из сумки, и я появился в своей Рождественской красно-золотой жилетке, -- все окружающие меня Коты, Кошки и Собачки замерли и уставились на меня, как на седьмое чудо света. В воздухе густо запахло нескрываемой завистью. Да здравствует моя подруга Таня Кох -очень-очень русская немка!

Меня оформили, сличили копии документов, которые были у меня с собой, с теми, что уже имелись у Пилипенко, прочитали внимательно мое любимое меню, тут же изготовили мне "татарский бифштекс" из свежайшей телятины, и пока я пожирал его прямо в кабинете Пилипенко, все остальные служащие, оказавшиеся действительно интеллигентными и высокообразованными Людьми (не дурак был Пилипенко -- сумел подобрать кадры!), изучали инструкцию пользования моим телефоном для связи с личным переводчиком "герра Мартына-Кыси фон Тифенбаха" в Мюнхене -- фрау Кох.

Пожрав, я решил тут больше не задерживаться и немедленно отправиться домой -- к Шуре. А вдруг у него просто испорчен телефон и нет денег его починить? Или у него отключили телефон за неуплату абонентных сумм? У нас уже такое бывало!.. И наверняка Шура сидит сейчас в тоске и одиночестве при мертвом телефоне дома, за своей старенькой пишущей машинкой, в которую уже месяц как вставлен чистый лист бумаги...

Я растолкал столпившихся у моего телефона, вскочил на стол Пилипенко и сам нажал "Мюнхенскую" кнопку. Все ахнули!

Послышался стрекот набора номера, два длинных гудка, и сразу же -- голос Тани:

-- Доктор Кох.

-- Это я, -- сказал я ей мысленно, по-Шелдрейсовски.

-- Кыся! Миленький!.. А мы уж тут волнуемся... Ну, как ты там? Тебе не холодно?

-- Нет. Таня, пожалуйста, скажи этим обалдуям, чтобы они дали мне машину и отвезли на проспект Науки, к шашлычной.

-- Как?! Они тебя там даже не покормили? -- возмутилась Таня.

-- Нет-нет... С этим все в порядке. Просто там, у шашлычной, находится мой дом с Шурой Плоткиным.

-- Понятно. Передай трубку главному. Я все скажу. И не забывай, что между Мюнхеном и Петербургом -- два часа разницы.

-- А что это такое?

-- Ладно. Я тебе потом объясню. Давай их шефа!

Я пододвинул лапой телефон к обалдевшему Пилипенко и УСЛЫШАЛ, как Таня пересказала ему мою просьбу.

-- Бу-сделано! Бу-сделано!.. Сей минут!.. -- только и отвечал Пилипенко. -И водитель наш будет ждать герра Кысю сколько нужно. И телефончик я ему ваш передам для связи... Не беспокойтесь, водитель у нас -- человек проверенный! Он же осуществляет безопасность Клиента, хе-хе, так сказать. Все будет в ажуре... Передаю трубочку!

Пилипенко мизинчиком развернул ко мне телефонную трубку и сладко вымолвил:

-- Вас...

Я приложил свое рваное ухо к трубке.

-- Кыся, -- сказала мне Таня. -- Телефон возьми с собой. Связь -- через твоего водителя.

-- Я слышал, -- сказал я.

-- Тебя тут все целуют!..

-- Я всех тоже, -- сказал я и сам отключил телефон.

На большом настольном аппарате со всякими примочками Пилипенко нажал кнопку и проговорил в микрофон грозным голосом:

-- Водителя черной "Волги" -- ко мне, сей минут! И точно! -- сей минут открылась дверь пилипенковского кабинета и в знакомом запахе пота, оружия и "послевчерашнего" перегара, вошел тот же самый милиционер из Государственной автомобильной инспекции, который в прошлом году осенью остановил засранный Пилипенковский фургончик, набитый нами -приговоренными к смерти, -- и слупил с Пилипенко десять долларов, да еще и обозвал их с Васькой по-всякому!

Ох, умная сволочь -- этот Пилипенко! Все его пророчества сбываются -настало время, наконец, и для Пилипенков! Еще год-два, он и в Президенты баллотироваться будет...