Я жду в полутьме. Что тут скажешь?.. И вдруг эта грязнуха-Кошка говорит:
-- Рудольф! А к тебе твой друг явился не запылился. "Кыся" твой разлюбезный...
Гляжу -- батюшки, да ведь этот скелет с хвостом и ушами и впрямь -Рудольф!..
-- Рудик... -- говорю я растерянно. -- Это я -- Кыся.
...На третий день после того, как мы с Водилой съехали с корабля в Киле, и после того, что с нами случилось по дороге в Мюнхен, когда пароходу оставалось всего несколько часов ходу до Санкт-Петербурга, ночью в закрывшийся уже бар вошли двое бычков -- один русский и один немец, и сказали Бармену, что "товар" погиб под Мюнхеном. Поэтому Бармену тоже нечего делать на этом свете, и на глазах ошалевшего от ужаса Рудольфа в упор расстреляли Бармена из своих длинных и тихих пистолетов.
Заперли бар изнутри и взломали все, что можно было взломать. Искали деньги и какие-то бумаги. Бумаги нашли и тут же их сожгли. А деньги -- только двухсуточную выручку бара. И все.
Так и не купил Бармен домик на юге Франции. Лежат теперь три миллиона его долларов где-то без малейшего движения и пользы...
-- Жадность фрайера сгубила! -- желчно вставила Кошка. Наутро уже в Петербургском порту был страшный шухер! Народу понаехало -- из бывшего КаГэБэ, из милиции!.. Ходят по бару, прилипают подошвами к полузастывшим кровавым лужам, фотографируют, записывают, всех допрашивают, обыскивают..
Перепуг на судне -- ужаснейший! Все же контрабанду везут -- и командный состав, и рядовые матросики... А ну как найдут и с корабля спишут?!. Как жить тогда?..
Рудольф не стал дожидаться, пока и его за жопу возьмут, и смылился с судна. Но так как города не знал (практически уже сколько лет на берег не сходил!) то так и остался жить в порту.
Хорошо вот Кошка Маня взяла его к себе... Теперь вот Котята у них. Живут, перебиваются. Маня жратву достает, Рудик Котят воспитывает...
-- Погоди, Рудик! -- сказал я ему. -- Я сейчас вернусь...
Пулей промчался по подвалу на выход, рванул за рекордное время к нашей черной "Волге", говорю Мите:
-- У тебя деньги есть?
-- Есть, -- говорит Митя. -- Сколько тебе?
-- Мне-то они на кой?! -- говорю. -- Ты смотайся в лавочку, купи сосисок, рыбки какой-нибудь, и молока побольше. А потом скажешь Пилипенко, что на меня истратил. Он тебе эти деньги отдаст. Так в контракте договорено...
-- В гробу я видал этого Пилипенко! Жди, -- Митя сел за руль, завел машину и рванул с места. Вернулся минут через десять с огромным пластиковым пакетом.
Выскочил из "Волги", спрашивает:
-- Куда нести?
-- За мной, -- говорю. -- Сейчас я тебя с одним Котом познакомлю. Я с ним вместе из России в Германию плыл...
Маня увидела, чту принес Митя и даже заплакала! Давай кормить Котят сосисками и молоком, сама стала приводить себя в порядок, умываться взялась, прилизываться.
Митя ей помогает с Котятами управиться, мы с Рудиком беседуем. Рассказал я ему вкратце свою историю, и говорю:
-- Теперь мне в Америку надо, Рудик. В город Нью-Йорк.
-- Задачка... -- говорит Рудик. -- От нас, из Пассажирского порта, в Америку никто не ходит. Только из Торгового -- за зерном. Но условия там, конечно, не такие. Попроще.
-- Черт с ними, с условиями, -- говорю. -- Как туда попасть?
-- Я ж и говорю -- задачка. Торговый порт -- это у черта на куличках! Через весь город...
-- Ничего, -- говорю. -- У нас с Митей машина есть. Раньше бы, точно, не удержался, сказал бы -- черная "Волга"! А теперь, наездившись на "Вольво", "Опеле", на "Роллс-Ройсе", "Мерседесе" и "Чероки", даже и не заикнулся. Сказал просто -- "машина", и все.
-- Тогда-то -- запросто! -- говорит Рудик. -- То есть, конечно, не запросто, там еще нужно одного типа отловить и уговорить. От него в том Торговом порту очень многое зависит. Он и судно может хорошее подобрать, и капитана приличного, и команду -- не хамскую. И рассказал мне Рудольф, что в Торговом порту есть один Кот без имени, который все и всех знает, крутит свои дела, как хочет, но в лапу берет со страшной силой, а без этого даже усом не шевельнет.
А так как он, страшное дело как упакован и избалован, то с чем к нему соваться -- Рудольф понятия не имеет. На что он клюнет -- неизвестно...
Тут Кошка Маня возьми да и подскажи:
-- Я помню, ему кто-то теплую попонку на зиму из Норвегии привез, так он из этой попонки до августа месяца не вылезал. Уже вся пропотевшая была, вонючая, а он все в ней выпендривался. Пижон, каких свет не видывал!.. И взяточник.
Как только Маня это сказала, так я сразу понял -- я уже одной лапой в Америке!
-- Поехали! -- говорю. -- Все поехали! Котят берите тоже. Мы вас обратно привезем в лучшем виде, а Котятам проехаться в автомобиле -- одно удовольствие. Не возражаешь, Митя?
-- Ноу проблем, ребята! -- отвечает Митя. -- Вперед!!!
Этот жлобяра, этот взяточник из Торгового порта, Котяра без имени -- с меня ростом, за счет ожирения -- раза в полтора тяжелее, как только увидел своим воровским глазом мою Рождественскую красно-золотую жилеточку -- так и выпал в осадок!
Он от нее глаз не мог отвести! Он за нее готов был весь Торговый порт отдать, только бы заиметь ее в собственное пользование!
Он даже хотел ее сразу же на себя и напялить, но тут Рудольф с Маней очень решительно ему воспрепятствовали:
-- Кыся -- на борту судна, идущего в Нью-Йорк, ты -- получаешь жилетку. А сейчас лапы прочь!
И пока Митя в машине играл с Котятами, мы обо всем договорились с этим жучилой.
Выяснилось, что времени у нас не так уж много. Ровно через два часа один наш грузовой пароход под свеженьким названием -- "Академик Абрам Ф. Иоффе" (раньше он назывался "Заветы Ильича") уже загружен карельским лесом и отчаливает в Америку, именно в Нью-Йорк, в чем этот Котяра-жулябия клялся чем угодно.